Учебник+

10.4. Социокультурные особенности России

 

Появление количественных данных о культуре позволяет не только сравнивать страны между собой, использовать данные для построения моделей и определения связей между культурой и социально-экономическими показателями, но и учитывать специфичные преимущества, барьеры, которые следуют из социокультурного профиля страны.

На Рисунках 10.1–10.3 приведены данные по России на фоне других стран. Как видно на Рисунке 10.1, для России характерны сравнительно низкие уровни доверия (причем как знакомым, так и незнакомым людям). С одной стороны, это означает, что по сравнению с рядом других стран Россия вынуждена нести дополнительные издержки «недоверия», которые могут замедлять скорость сделок, инновационное развитие, экономический рост. С другой стороны, это означает, что у России есть незадействованный ресурс, который уже используют многие другие страны. Наращивание показателя доверия в обществе, как было показано далее, может стать дополнительным источником роста. На Рисунке 10.2 видно, что в России по сравнению с другими странами сравнительно менее развиты нормы гражданской кооперации, что может приводить к неэффективному взаимодействию между государством и обществом, порождать дополнительные трансакционные издержки контроля. Примечательно, что межстрановые данные показывают, что существует связь между оправданием безбилетного проезда в транспорте и поведением в период пандемии коронавируса. В тех странах, где люди чаще оправдывали безбилетный проезд, при прочих равных условиях в период пандемии население хуже соблюдало меры социального дистанцирования и наблюдалась более высокая избыточная смертность. То есть пренебрежительное отношение к правилам, существующим в обществе, может распространяться на широкий спектр ситуаций и приводить к дополнительным издержкам1.

На Рисунке 10.3 представлен социокультурный профиль России по методике Г. Хофстеде. Как видно, для России характерны высокие [[дистанция власти:00000975]]2, [[долгосрочная ориентация:00000976]]3, [[избегание неопределенности:00000977]]4, медианное значение по показателю [[индивидуализм-коллективизм:0000097a]]5, невысокая [[маскулинность:0000097d]]6

.

image

Рисунок 10.3. Социокультурный профиль России на фоне медианы (по методике Г. Хофстеде)

Источник: https://geert-hofstede.com.

Из такого социокультурного профиля может следовать ряд преимуществ: в частности, умение и готовность реализовывать мобилизационные проекты (высокая дистанция власти), готовность ожидать отложенные результаты (высокая долгосрочная ориентация), высокая адаптивность (феминность). В то же время профиль определяет ряд ограничений: патернализм (следствие дистанции власти), боязнь любых перемен и склонность сохранять статус-кво (следствие высокого избегания неопределенности), неготовность доводить дело до конца (феминность). Медианное положение по показателю индивидуализм-коллективизм, с одной стороны, означает наличие потенциала по одновременному использованию возможностей, обусловленных этими характеристиками (например, индивидуалистичные страны более успешны в производстве радикальных инноваций и демонстрируют более высокие темпы экономического роста, в то время как коллективистские страны более успешны в производстве инкрементальных инноваций и обладают преимуществом в координации производственных процессов7). С другой стороны, создает вызов по созданию условий, позволяющих реализовать эти конкурентные преимущества и во многом зависящих от институтов и структуры доверия в обществе.

К ключевым факторам экономического развития стран обычно относят обеспеченность ресурсами, уровень человеческого капитала, качество формальных институтов и др. В то же время важно помнить, что, хотя культура не ключевой фактор развития, учет преимуществ и ограничений, которые она обусловливает, способен повысить эффективность социально-экономических взаимодействий. Кроме того, поскольку Россия – многонациональная страна с протяженной территорией, внутри нее существуют также отдельные социокультурные различия, учет которых может повысить успешность региональной политики.

#Наука умеет много гитик. Подходы к определению причинно-следственных связей между культурой и экономикой

В 1990-е годы появилось множество исследований, зафиксировавших связь между экономическим и инновационным развитием и показателями индивидуализма и доверия в обществе. Но как доказать, что полученные связи не случайны? Как доказать, что выявленные связи не просто корреляционные, но причинно-следственные и что культура имеет значение?

Ключевой вызов современных эмпирических социокультурных исследований8 – эндогенность (взаимовлияние культурных и социально-экономических факторов), затрудняющая выявление направления причинно-следственных связей (к тому же часто опосредованных действием формальных институтов). Учитывая, что проведение рандомизированных контролируемых экспериментов9 в социокультурных исследованиях, как правило, не представляется возможным, актуален поиск альтернативных способов выявления эффектов культуры и получения более точных результатов.

В современных эмпирических исследованиях используются три ключевых подхода, позволяющих преодолеть эту методологическую проблему: 1) метод инструментальных переменных; 2) эпидемиологический подход; 3) квазиэкспериментальные методы.

Метод инструментальных переменных. Одним из наиболее распространенных способов решения проблемы эндогенности является использование метода инструментальных переменных – переменных, коррелированных с показателем культуры, но на которые при этом не может влиять объясняемая переменная. Примером такого рода инструментальной переменной может быть характеристика языка, отражающая невозможность опустить в предложении личное местоимение (сравните: англ. — I write, рус. — «пишу» и др.). С одной стороны, как показал Гидо Табеллини на основе исследований Эмико Касима и Есихиса Касима10, невозможность опустить в речи личное местоимение коррелирует с индивидуализмом в стране (который может влиять на экономический рост). С другой стороны, экономический рост в краткосрочной перспективе не может влиять на эту особенность языка. Это означает, что использование в моделировании экономического роста переменной «невозможность опустить в предложении личное местоимение» вместо индивидуализма позволяет устранить обратное влияние экономики на культуру и уверенно говорить о направленном влиянии именно культуры на экономику.

Эпидемиологический подход (epidemiological approach). Другим способом доказательства причинно-следственной связи между культурными и прочими факторами является эпидемиологический подход. Исследования показывают, что ценности и установки человека формируются под влиянием двух сил: с одной стороны, – действия семьи и передачи культуры от старших поколений к младшим, с другой, – воздействия окружающей среды (подробнее см. врезку Культурная трансмиссия). Чтобы устранить взаимосвязь между текущим социально-экономическим положением в стране и формирующимися в этих условиях ценностями и установками, Ракель Фернандес предложила анализировать ценности и установки мигрантов второго поколения (например в США)11. Родители мигрантов второго поколения как носители ценностей своей страны происхождения передают их своим детям. Одновременно с этим мигранты второго поколения из разных стран подвергаются одинаковому воздействию социально-экономических и политических институтов, существующих в стране их пребывания. В результате различия в ценностях мигрантов второго поколения, а также местного населения страны могут рассматриваться как различия в наследуемых культурных ценностях. Использование в моделировании оценки наследуемых ценностей и установок мигрантов второго поколения позволяет выявить наследуемую культурную норму и определить ее влияние на социально-экономические показатели.

Квазиэкспериментальные методы. При определении влияния культуры на экономические показатели в ряде случаев могут использоваться квазиэкспериментальные методы12. В частности, использование разрывного дизайна исследования становится возможным, если есть некоторое историческое событие, которое случайно (или почти случайно) затронуло только часть сообщества, и если можно провести четкую границу между этими частями сообщества. В таком случае можно предположить, что изначально люди по обе стороны «границы» обладали сходными характеристиками и последующие различия между ними являются следствием того, были ли они подвержены воздействию данного события. Пример использования разрывного дизайна для доказательства влияния культуры на социально-экономические показатели – исследование Кристофа Бастена и Франка Бетца13. Вслед за М. Вебером исследователи проверяли гипотезу о влиянии протестантизма на трудовую этику14 и политические предпочтения. В XV веке в ходе мирных переговоров часть территории современных кантонов Швейцарии – Во и Фрибур – осталась под действием католической религии, а часть перешла в протестантизм, что создало условия естественного эксперимента. Анализ результатов голосования на регулярно проводимых в Швейцарии референдумах позволил выявить следующие закономерности. Жители населенных пунктов, в которых был распространен протестантизм, демонстрируют меньшую ценность досуга (реже голосуют за сокращение длительности рабочей недели) и меньший спрос на перераспределение (например введение/повышение государственных пособий), чем жители населенных пунктов, в которых сохранилось католичество. Это позволяет авторам утверждать существование причинно-следственной связи между религией и социально-экономическими предпочтениями, которые впоследствии могут проявляться в различиях в экономических результатах.

В то же время возможности использования описанных выше методов в значительной степени обусловливаются существующими социокультурными данными, а также данными, которые можно использовать как инструментальные переменные и т. д. Не удивительно, что один из важных трендов современных социокультурных исследований – формирование и создание новых баз данных, характеризующих историческое развитие разных культур, фольклор и т. д.15.


  1. Никишина Е., Коробкова Н. (2022). Социальный капитал общества как фактор сдерживания пандемии COVID-19. Население и экономика, 6(4), 62-82..↩︎

  2. Дистанция власти – степень, в которой наделенные относительно меньшей властью члены общества или организации ожидают и допускают неравномерность распределения власти. Подробнее см.: Hofstede G. (2001). Culture's consequences: Comparing values, behaviors, institutions and organizations across nations. Sage publications или на сайте Г. Хофстеде.↩︎

  3. Долгосрочная ориентация характеризует общества, в которых ценятся действия, нацеленные на получение каких-либо наград в будущем – в частности, упорство и бережливость. Подробнее см.: Hofstede G. (2001). Culture's consequences: Comparing values, behaviors, institutions and organizations across nations. Sage publications или на сайте Г. Хофстеде.↩︎

  4. Избегание неопределенности – степень, с которой принадлежащие к одной культуре люди боятся неопределенных и незнакомых ситуаций. Подробнее см.: Hofstede G. (2001). Culture's consequences: Comparing values, behaviors, institutions and organizations across nations. Sage publications или на сайте Г. Хофстеде.↩︎

  5. Индивидуализм характерен для обществ, в которых связи между людьми слабы: каждыий заботится только о себе и своих ближайших родственниках. В коллективистских обществах люди с самого рождения включены в сильные и сплоченные группы, которые в течение всей их жизни предоставляют им защиту взамен на безусловную лояльность. Подробнее см.: Hofstede G. (2001). Culture's consequences: Comparing values, behaviors, institutions and organizations across nations. Sage publications или на сайте Г. Хофстеде.↩︎

  6. Маскулинность характерна для конкурентных сообществ, ценящих достижительность, материальную награду за успех. Феминность характерна для обществ, где предпочтение отдается кооперации, скромности, заботе о слабых, качестве жизни. Подробнее см.: Hofstede G. (2001). Culture's consequences: Comparing values, behaviors, institutions and organizations across nations. Sage publications или на сайте Г. Хофстеде.↩︎

  7. Shane S. (1993). Cultural influences on national rates of innovation. Journal of business venturing, 8(1), 59–73. Gorodnichenko Y., Roland G. (2017). Culture, institutions, and the wealth of nations. Review of Economics and Statistics, 99(3), 402–416..↩︎

  8. Аузан А. А., Бахтигараева А. И., Брызгалин В. А., Золотов А. В., Никишина Е. Н., Припузова Н. А., Ставинская А. А. (2020). Социокультурные факторы в экономике: пройденные рубежи и актуальная повестка. Вопросы экономики, (7), 75–91.↩︎

  9. Тип исследования, при котором объекты наблюдения случайным образом распределяются между группой контроля и группой воздействия, тем самым позволяя оценить чистый эффект воздействия. Подробнее см.: Приложение по эконометрике.↩︎

  10. Tabellini G. (2008). Institutions and culture. Journal of the European Economic association, 6(2–3), 255–294; Kashima E. S., Kashima Y. (1998). Culture and language: The case of cultural dimensions and personal pronoun use. Journal of cross-cultural psychology, 29(3), 461–486.↩︎

  11. Fernández R. (2011). Does culture matter?. Handbook of social economics, 1, 481–510.↩︎

  12. Использование экспериментальных методов в «чистом» виде в данном случае затруднено, так как иначе потребовалось бы случайным образом распределять людей между группой контроля и группой воздействия (разными культурными средами).↩︎

  13. Basten C., Betz F. (2013). Beyond work ethic: Religion, individual, and political prefer-ences. American Economic Journal: Economic Policy, 5(3), 67–91.↩︎

  14. Стоит отметить, что гипотеза М. Вебера подвергается серьезной критике [см.: Braudel F. (1977). Afterthoughts on material civilization and capitalism (Vol. 7). Baltimore: Johns Hopkins University Press). Среди альтернативных объяснений успеха протестантских стран рост грамотности (и, как следствие, рост человеческого капитала), сопровождавший распространение протестантизма и приведший к росту производительности труда и экономическому росту.↩︎

  15. См. Например: Giuliano P., Matranga A. (2021). Historical data: where to find them, how to use them. In The Handbook of Historical Economics . Academic Press, 95–123; Giuliano P., Nunn N. (2018). Ancestral characteristics of modern populations. Economic History of Developing Regions, 33(1), 1–17; Michalopoulos S., Xue M. M. (2021). Folklore. The Quarterly Journal of Economics, 136(4), 1993–2046.↩︎