7.2. Предложение государства – эволюция оседлого бандита

Равномерное распределение потенциала насилия в обществе оказывает сдерживающее воздействие на использование средств принуждения как источника доходов. Появление в обществе индивидов или групп, обладающих преимуществами в применении силовых ресурсов по сравнению с другими членами сообщества, в корне меняет ситуацию. Основой благосостояния таких индивидов или групп, так называемых кочующих бандитов, становится не производительная деятельность, а перераспределение в свою пользу ресурсов других участников сообщества.

Термин «кочующий бандит» был впервые использован Мансуром Олсоном¹. М. Олсон отмечает, что для таких бандитов характерны короткий горизонт планирования – и не только отсутствие стимулов к осуществлению инвестиций в производство общественных благ, но и стремление к максимально возможной экспроприации. Поскольку каждый кочующий бандит осознает, что любое богатство, не изъятое им у потенциальной жертвы, скорее всего станет добычей другого кочующего бандита, никакой заинтересованности в сохранении у жертвы стимулов и возможностей для осуществления производительной деятельности у кочующего бандита нет. В подобных условиях основные инвестиции кочующему бандиту выгодно направлять в средства и технологии перераспределения, т.е. в рост собственного потенциала насилия.

Постоянный риск экспроприации обусловливает исчезновение у населения, подвергшегося нападению кочующего бандита, стимулов к производительному труду, что приводит к постепенному истощению общества, находящегося под контролем кочующих бандитов, – возникновению аналога «Трагедии общин» (см. Главу 2).

Конкуренция между кочующими бандитами, устраняющая наименее эффективных из них, с одной стороны, и кооперация между ними, способствующая появлению подконтрольных им территорий, с другой стороны, рано или поздно приводит к появлению такого субъекта или группы, которые будут обладать сравнительными преимуществами в осуществлении насилия на данной территории. Появляется так называемый оседлый бандит, структура стимулов которого значительно отличается от стимулов кочующего бандита.

Поскольку оседлый бандит обладает преимуществом в применении насилия, он способен контролировать определенную территорию в течение длительного периода времени, что увеличивает его горизонт планирования. Не допуская на эту территорию других бандитов, оседлый бандит обеспечивает себе возможность единолично грабить население подконтрольной территории и поэтому, в отличие от кочующего бандита, заинтересован в поддержании и росте производительной деятельности населения. Вследствие этого у оседлого бандита появляются стимулы к ограничению собственной экспроприации и производству общественных благ (в первую очередь защиты и правопорядка). Таким образом, при трансформации кочующего бандита в оседлого предложение насилия движется от разрушительного поведения, характерного для кочующего бандита, к некоторому равновесному значению насилия, при котором создается достаточно стимулов для долгосрочной производительной деятельности.

#Вот еще случай был. Оседлые бандиты в Восточном Конго

Рауль Санчес де ла Сьерра приводит иллюстрацию эволюции оседлого бандита в XXI веке на примере Демократической Республики Конго². В ходе Второй конголезской войны 1998–2003 годов центральная власть потеряла свое влияние в стране, дав возможность многочисленным вооруженным устанавливать свои порядки на подконтрольных территориях. Часто группировки использовали насилие, на первый взгляд, произвольным способом – действуя как кочующие бандиты. В то же время иногда они устанавливали монополию на насилие на четко определенных территориях, обеспечивали защиту, повышали налоги и обладали большей легитимностью, чем само конголезское государство.

Основываясь на данных по 650 населенным пунктам в восточной части Демократической Республики Конго, Р. Санчес де ла Сьерра показывает, что вооруженные группировки формировали монополию насилия на определенной территории в зависимости от потенциальных налоговых поступлений в этих районах.

В самом начале 2000-х годов произошли положительные ценовые шоки, значительно сказавшиеся на доходности добычи двух видов полезных ископаемых в Восточном Конго – колумбита-танталита (колтан) и золота. В результате инноваций в индустрии видеоигр в 2000 году цена на колтан выросла с $90 до $590 за кг, а теракты 11 сентября и рецессия 2001–2002 годов привели к резкому скачку стоимости золота – до 6 раз. Р. Санчес де ла Сьерра сравнивает изменение поведения вооруженных формирований в местах, обеспеченных колтаном и золотом, с поведением группировок в других горнодобывающих и сельскохозяйственных районах Демократической Республики Конго.

Поскольку колтан является крупногабаритным минералом с низкой стоимостью по весу, в результате чего его тяжело скрыть или незаметно украсть (для получения более-менее значимой выгоды пришлось бы скрывать большое количество килограммов руды), издержки на осуществление контроля за объемами его производства довольно низки. Поэтому повышение цен на колтан привело к возникновению в районах его добычи (шахт) монополий на насилие, установлению налогов на выпуск и обеспечению защиты территорий. Это касалось по большей части шахт, находящихся вблизи аэропортов, откуда колтан мог быть транспортирован на экспорт. Повышение же цен на золото, – минерала с высокой стоимостью по весу и, соответственно, значительными издержками установления контроля за добычей – привело к возникновению монополий на насилие в деревнях, где жили семьи шахтеров и расходовали свой доход, и к введению налогов на потребление и имущество с одновременным установлением фискального и правового администрирования, нацеленного на то, чтобы сократить уклонения от выплаты налогов.

Р. Санчес де ла Сьерра исследует также воздействие установленной группировками монополии на насилие на благосостояние подконтрольного населения. Он обнаруживает, что оседлые бандиты, возникшие на основе местных народных ополчений, увеличивают общий излишек и положительно влияют на благосостояние домашних хозяйств. Напротив, оседлые бандиты, пришедшие из других регионов (внешние), чей единственный интерес состоит в налогообложении, так же создают излишек, но перераспределяют его в свой регион.

Для максимизации своих доходов оседлый бандит выбирает уровень экспроприации (т.е. принципы налогообложения и размер налога) и количество производимых общественных благ. Моделирование решения этой задачи приводится в известной работе Мартина МакГира и Мансура Олсона³.

Главная идея М. МакГира и М. Олсона состоит в том, что для бандита, ставшего автократом на определенной территории, изъятые у населения налоги выступают в качестве источника его ренты и одновременно средством покрытия издержек на производство общественных благ. Хотя оседлый бандит и ограничивает свою экспроприацию для поддержания производительности общества, основной его целью остается максимизация собственной ренты. Поскольку подобное рентоориентированное поведение сдерживает рост (см. Главу 6), для долгосрочного экономического процветания появляется необходимость в создании институтов, способствующих в первую очередь производительной, а не рентоориентирванной деятельности. М. МакГир и М. Олсон полагают, что решением данной задачи выступает движение от автократического режима в сторону консенсусной демократии – участию разных групп в управлении.

#Модель. Уровень налогов и объем общественных благ в разных политических режимах

В работе М. МакГира и М. Олсона исследуются чистые типы политических режимов – [[автократия и консенсусная демократия]]. Автократ в модели МакГира-Олсона выступает как синоним оседлого бандита (хотя в реальности это не всегда так: каждый оседлый бандит – это автократ, но не всякий автократ имеет свойства оседлого бандита).

Оседлый бандит принимает решение об уровне налоговых ставок t и расходах на общественные блага G.

t – ставка налога

G – расходы на общественные блага

Y(G) – потенциальный объем производства (доход), Y’(G)>0, Y”(G)<0

r(t) – доля от потенциального объема производства частных благ (Y(G)), который производится при уровне налогообложения t

r(t)Y(G) – налоговая база с учетом мертвого груза от налогообложения

r(t)Y(G) – G – общественное благосостояние

tr(t)Y(G) – налоговые доходы государства

Консенсусная демократия характеризуется структурой принятия решений, при которой принимается во внимание максимально широкий спектр мнений. По предположению авторов, путем череды совместно принимаемых решений об уровне налогов общество при консенсусной демократии достигает распределения богатства, которое пользуется единодушной поддержкой. В соответствии с допущением авторов, что перераспределения доходов не происходит, каждый гражданин отдает часть своего дохода на производство общественного блага в том размере, который точно пропорционален его/ее доле прибыли (предельной и средней) от общественного блага. По предпосылке М. МакГира и М. Олсона, каждый избиратель голосует за одинаковое, социально эффективное количество коллективного блага. Когда уровень предоставления общественных благ слишком низок (высок), существует единодушное согласие увеличить (уменьшить) его. Общество при консенсусной демократии состоит из тех же индивидов, что и при автократии, за исключением того, что автократ – это просто еще один индивид.

Оседлый бандит максимизирует собственную ренту (разницу между собранными налогами и расходами на общественные блага):

$\max_{t,G}{\text{tr}(t)Y(G)} - G$

$\text{tr}(t)Y(G) \geq G$

«Консенсусная демократия» максимизирует общественное благосостояние:

$\max_{G}{(\left\lbrack r\left( t\lbrack G\rbrack \right)Y(G) \right\rbrack - G)}$

$\text{tr}(t)Y(G) = G$

В равновесии оседлый бандит устанавливает более высокие ставки налогов и производит меньше общественных благ по сравнению с демократическим правительством:

$t_{a} > t_{d}$

$G_{a} < G_{d}$

где а – обозначение автократии, d – консенсусной демократии.

Все государства, по М. МакГиру и М. Олсону, располагаются на оси между автократией и демократией (с недостижимым идеалом – консенсусной демократией). Современная цифровизация, приводящая к значительному снижению трансакционных издержек, при которой информация становится гораздо более важным ресурсом в обществе, позволяет государству меньше полагаться на репрессии и больше – на контроль информации. Это создает условия для модификации модели и максимального расширения предложения насилия: когда возможными становятся как абсолютная автократия (в форме цифрового тоталитаризма), так и консенсусная демократия. Одним из факторов, влияющих на направление движения государства по этой оси, выступают культурные особенности населения (подробнее об экономическом значении культуры см. Главу 10). Движение по оси зависит также и от ценностного выбора людей и государства в отношении защиты персональных данных. Например, должно ли быть право у граждан выбирать, к каким персональными данным имеет доступ государство, даже если это ограничит возможности обеспечения общественной безопасности? Или у государства должен быть доступ к любым персональным данным граждан, если это затрагивает вопросы общественной безопасности (например во время эпидемии или для предотвращения терактов)?

При наличии описанных выше вариантов предложения насилия важной становится задача провести четкую границу между оседлым бандитом и государством в современном понимании этого слова. Институциональная теория придерживается определения [[государства:00000999]], основанного на подходе Дугласа Норта⁴.

Наличие государства зависит от того, способно ли оно осуществлять контроль за насилием и взимать налоги с подданных на подконтрольной территории в течение длительного времени (иными словами, является ли оно общественно признанным в глазах населения). Слабое государство не сможет обеспечить порядок и производить общественные блага, а сильное государство может злоупотреблять преимуществами в осуществлении насилия. Эта дилемма описана Симеоном Дьянковым с соавторами в форме границы институциональных возможностей⁵ (Рисунок. 7.2). Граница институциональных возможностей отражает, насколько можно уменьшить социальные издержки беспорядка при постепенном увеличении власти государства. Наклон и положение границы институциональных возможностей (и, соответственно, эффективный выбор) отличается для разных сообществ. Точки на кривой – различные институты. Точка касания – эффективный институциональный выбор для данного сообщества. Население, обеспечивающее спрос на государство, выбирает между «двух зол»: издержками беспорядка вследствие недостаточного контроля за насилием со стороны государства и издержками диктатуры, обусловленными злоупотреблением государством преимуществами в осуществлении насилия (подробнее о диктатуре см. в Главе 8 [Провалы диктатуры»]), принимая решение об уровне издержек, которые готово нести для контроля за государством.

Рисунок 7.2. Граница институциональных возможностей

Источник: Djankov S., Glaeser E., La Porta R., Lopez-de-Silanes F., and Shleifer A. (2003). The new comparative economics. Journal of Comparative Economics, 31, 595–619.

Трудности соблюдения баланса между слишком сильным и слишком слабым государством были подчеркнуты Дароном Аджемоглу и Джеймсом Робинсоном в книге «Узкий коридор»^[6]. Согласно их концепции, выбор точки на границе институциональных возможностей трактуется несколько иначе: равновесный уровень вмешательства устанавливается в результате противостояния между государством и гражданским обществом. В случае «деспотического Левиафана», когда сила государства превышает силу граждан, власти имеют возможность превышать свои полномочия, что будет препятствовать экономическому развитию. Напротив, чрезмерная сила гражданского общества приводит либо к отсутствию монополии на насилие, либо к формированию «клетки социальных норм» - неформальных институтов, которые также могут препятствовать экономической деятельности. Оптимальным сценарием развития Аджемоглу и Робинсон представляют попадание страны в «узкий коридор», в котором государство уравновешивает гражданское общество, а гражданское общество – сдерживает государство от чрезмерного вмешательства. Условием попадания в «узкий коридор» выступает плата людей за создание общественных благ не только налогами, но и своим активным участием в контроле государства. От общества требуется постоянная, рутинная работа по контролю за деятельностью государства.

Вопросы контроля государственного насилия и легитимности государства приводят нас к проблеме взаимодействия государства и подконтрольного ему населения – стыковки спроса и предложения государства, – т.е. к вопросу о социальном контракте.

Olson M. Jr. (1993). Dictatorship, democracy, and development. American Political Science Review, 87 (3), 567. . (Перевод: Олсон, М. (2010). Диктатура, демократия и развитие. Экономическая политика, 1, 167–183.)–576.↩︎
Sanchez de la Sierra R. (2020), On the Origins of the State: Stationary Bandits and Taxation in Eastern Congo. Journal of Political Economy, 128(1), 32–74.↩︎
McGuire M. C. and Olson M. Jr. (1996). The economics of autocracy and majority rule: the invisible hand and the use of force. Journal of Economic Literature, 34(1), 72–96. (Перевод: Макгуайр, М., & Олсон, М. (2010). Экономика деспотии и правило большинства: невидимая рука и применение силы. Экономическая политика, 2, 114–128.)↩︎
North D.C. (1981). Structure and Change in Economic History. N.-Y.; London: Norton, 21.↩︎
Djankov S., Glaeser E., La Porta R., Lopez-de-Silanes F. and Shleifer A. (2003). The new comparative economics. Journal of Comparative Economics, 31, 595–619.↩︎
Аджемоглу, Д., Робинсон Д. (2021). Узкий коридор. М.: АСТ.↩︎