Учебник+
Настройки 🔍
Предыдущая страница Следующая страница

8.3. Политические институты диктатуры

 

Для истории человечества формы государственного устройства, в которых весь объем власти принадлежит либо одному человеку (диктатору), либо определенной группе лиц (клану, союзу, политической партии), являлись более характерными, чем демократии (см. Рисунок 8.2). Монополизация власти в одних руках не всегда означает, что в стране не проводятся выборы вообще – в последние десятилетия большинство автократий допускают не только выборы, но и существование в стране нескольких партий, и определенный уровень федерализма. Однако одна из ключевых характеристик демократии – возможность смены власти на выборах – в авторитарных системах отсутствует: из-за высоких барьеров входа в публичную политику реальной конкуренции у автократа во время голосования нет1.

image

Рисунок 8.2. Изменение количества демократий и автократий за последние 120 лет

Источник: Our World in Data https://ourworldindata.org/democracy .

Ключевая особенность автократии как политического режима – еще бóльшие агентские проблемы в отношениях между политиками и гражданами, чем в демократиях. Так как диктаторы де-факто не могут проиграть выборы, у них значительно больше возможностей игнорировать мнение граждан и ориентироваться на увеличение собственного благосостояния, что негативно влияет на качество государственной политики. Казалось бы, заинтересованность автократа в дворцах и иных формах престижного потребления при равнодушии к благосостоянию собственных граждан должна привести к экономической стагнации (или даже упадку) – ведь автократ, в отличие от правителя в демократии, из-за этого не потеряет власть. Тем не менее практика показывает обратное: вопреки отсутствию механизмов подотчетности власти народу во многих авторитарных странах наблюдается рост ВВП, причем в некоторых из них (например в Китае) высокие темпы экономического развития благодаря политике властей сохраняются уже десятилетия. Объяснить этот парадокс можно описанной в Главе 7 [cсылка на абзац «Конкуренция между кочующими бандитами..»] концепцией «оседлого бандита» – для многих диктаторов политика, направленная на экономический рост, является оптимальной, так как именно она приводит к максимизации доходов от налогов.

Классификация авторитарных режимов

Как и демократии, авторитарные режимы серьезно различаются между собой – и эти различия проявляются и в экономической политике. Ниже приведены несколько возможных классификаций автократий.

1. По способу передачи власти. Различают республиканские и монархические автократии. При монархической автократии власть по закону передается сыну, младшему брату или другому представителю семьи (в зависимости от системы передачи власти). При республиканской автократии власть передается иными способами (в основном путем избрания нового диктатора окружением старого вождя). Принципиальная разница между республикой и монархией заключается в горизонте планирования – как у самого диктатора, так и у его подданных. В монархии диктатор склонен быть заинтересованным в том, чтобы его потомки так же, как и он, могли управлять страной, а значит, он будет более склонным проводить политику с долгосрочной ориентацией. Кроме того, в монархиях обычно более институционализирован процесс передачи власти от одного руководителя к другому, что снижает вероятность политических кризисов (а значит, и уровень неопределенности) в случае смерти правителя2.

Необходимо отметить, что проблема преемника в диктатуре также носит отпечаток проблемы достоверных обязательств. Диктатору в отсутствие институтов, ограничивающих власть первого лица, сложно передать полномочия, поскольку никто не может дать ему достоверные гарантии безопасности.

2. По типам правящей организации. В работе Барбары Геддес3 выделяются три возможных типа правящих организаций в авторитарных режимах: однопартийная диктатура (в которой вся власть принадлежит одной политической партии, которая «врастает» в государственный аппарат); персоналистская диктатура (в ней вся власть принадлежит одному лицу, а партии играют лишь номинальную роль) и военная диктатура, в которой вся власть принадлежит военной хунте. По мнению Б. Геддес, однопартийные и военные диктатуры более благотворны для экономического развития, чем персоналистские. Связано это с низким горизонтом планирования единоличных диктаторов: у единоличного диктатора он не длиннее ожидаемой продолжительности жизни, тогда как партии и военная корпорация подобного временнóго ограничения не имеют. Кроме того, военные диктатуры более склонны трансформироваться в демократии, так как военным проще найти себе место в демократической системе, чем авторитарным правителям, а однопартийные диктатуры за счет более активного вовлечения граждан в партийную деятельность более склонны учитывать интересы общества.

3. По уровню репрессивности и лояльности граждан. Роберт Винтроб4 разделяет диктатуры по тому, какими средствами они поддерживают свою власть. Он выделяет два основных инструмента удержания власти – репрессии (использование насилия против граждан) и покупка лояльности (перераспределение ресурсов в пользу граждан и создание общественных благ). В зависимости от использования данных инструментов Р. Винтроб выделяет следующие типы диктаторов:

  • Тинпот-диктаторы или диктаторы-«кубышки»5, максимизирующие свои доходы путем минимизации издержек на удержание власти. В такого рода режимах диктатор будет устанавливать минимально необходимый для удержания власти уровень репрессий и покупки лояльности.

  • Тоталитарные вожди, максимизирующие свою власть, устанавливая высокий уровень репрессий и одновременно высокий уровень покупки лояльности.

  • Тираны, максимизирующие свою власть без покупки лояльности и исключительно за счет высокого уровня репрессий6.

  • Тимократы, максимизирующие уровень благосостояния граждан, тем самым подкупая их лояльность, но при этом не использующие против них в большом объеме аппарат насилия. Данный тип автократов, как отмечает Винтроб, наиболее редкий.

4. По способу обеспечения поддержки граждан. Сергей Гуриев и Дэниэл Трейсман противопоставляют диктаторам «старого типа», полагавшимся в основном на насилие («диктатуры страха»), так называемых «информационных автократов»7. Вместо массовых репрессий информационные автократы используют точечную изоляцию политических активистов, не закрывают границы, вместо риторики угроз используют риторику своей – реальной или мнимой – эффективности. Для этого информационные автократы ведут активную манипулятивную политику в СМИ и социальных медиа. Эта стратегия используется тем чаще, чем более образованно население страны.

#Наука умеет много гитик. Как работает цензура в китайском интернете

Контроль и цензура печатных СМИ, радио- и телеэфира долго оттачивались авторитарными правителями. Появление интернета, безусловно, вывело информационную гонку на новый уровень. Уникальное исследование провели политологи Гэри Кинг, Дженифер Пан и Маргарет Робертс8, показывая, как устроен контроль информации в Китае, который часто называется примером успешного развития при экстрактивных политических институтах. Помимо технических способов контроля интернет-контента (например блокировка зарубежных поисковиков и социальных сетей), а также алгоритмической цензуры (блокировка записей, использующих определенные ключевые слова), китайское правительство использует довольно активный оперативный контроль с помощью нескольких десятков тысяч живых интернет- цензоров, которые работают в режиме реального времени. Для проверки гипотез авторы зарегистрировались в большинстве китайских социальных сетей и, используя релевантную новостную повестку, публиковали посты разного содержания, после чего отслеживали их судьбу в интернете. Выяснилось, что 13% записей цензурируются – при этом подавляющая часть в течение суток.

Вероятность блокировки существенным образом зависит от содержания постов. Выяснилось, что критика локального или центрального правительства, вплоть до самой острой, не подвергается цензуре, если в посте нет призывов к коллективным действиям. Напротив, упоминание митингов, протестов и другой формы горизонтальной активности граждан вычищается из интернет-пространства, причем вне зависимости от того, являются ли эти коллективные действия анти- или проправительственными. (Любопытный факт: цензоры болезненно реагируют на критику в свой адрес, поэтому посты с упоминанием интернет-полиции также блокируются). Из этого можно сделать вывод, что китайское правительство вполне допускает критику режима, чиновников и их решений, поскольку это может быть ценной информацией для центрального правительства с точки зрения управления местными лидерами и их карьерами.

В более позднем исследовании та же команда авторов выяснила, что главной стратегией информационной политики китайского правительства в интернете является скорее изменение повестки, а не споры по существу9. Для этого, видимо, существуют специально нанятые интернет-пользователи, которые в год публикуют, по оценке авторов, около 448 миллионов интернет-записей, особенно активизируясь, если нужно отвлечь внимание аудитории от политически неприятных новостей.

В условиях авторитарного режима возможен существенный конфликт между политическими стимулами диктатора по извлечению ренты и экономическими интересами общества. В некоторых случаях диктатору может быть политически выгодно проводить плохую экономическую политику, поскольку она позволяет сохранять власть.

В некоторых случаях в стране может отсутствовать монополия на насилие из-за гражданской войны или разгула преступности. В таких условиях диктатор не может собирать налоги в обмен на безопасность, так как предоставить ее он не способен. Эталонным примером страны, в которой нет монополии на насилие (а значит, и оседлого бандита) является Сомали. Также диктатор может высоко оценивать вероятность переворота или революции, которые не позволят ему получать политической ренты. В таком случае он будет проводить политику, которая будет укреплять его власть ценой общего благосостояния – например, препятствовать формированию среднего класса, который может предъявить спрос на более качественное государственное управление. Третья причина связана с агентской проблемой: автократ способен обманывать своего принципала, т.е. граждан, и создавать видимость роста уровня благосостояния, тогда как на самом деле он может действовать сугубо в своих интересах и успешно скрывать свое оппортунистическое поведение (например коррупцию).

#Вот еще случай был. Государство – «кочующий бандит» в Сомали

Сомали уже на протяжении нескольких десятилетий является страной, в которой нет единого государства: официальное правительство, которые находится в городе Могадишо, контролирует лишь часть своей территории. Долгое время Сомали было де-факто разделено между несколькими десятками полевых командиров, каждый из которых представлял собственный клан. Как показывают исследования, посвященные политической системе Сомали, некоторые полевые командиры пытались вести себя, как «оседлые бандиты», требуя от предпринимателей деньги за сохранение их бизнеса. Однако из-за обилия акторов насилия эти гарантии безопасности были не очень надежны (любую группировку могли победить соседи), поэтому многие банды, опасаясь скорого поражения и желая получить как можно больше ресурсов для своей борьбы, занимались прямым грабежом (вплоть до продажи оборудования предприятий на металлолом). В результате оптимальной стратегией для претендентов на власть в Сомали было поведение «кочующего бандита», что предопределило экономический крах государства.

Стимулы диктатора проводить разумную экономическую политику дополнительно портятся, если его рента не связана с возможностью налогообложения экономической активности граждан. Во многих странах таким источником дохода являются полезные ископаемые – нефть, газ, бриллианты, редкоземельные металлы и пр. Как показывает модель Тэда Даннинга10, диктатор, который опирается на доходы от продажи принадлежащих ему природных ресурсов, не заинтересован в создании общественных благ, так как это никак не повлияет на их добычу, но создаст ресурсы у жителей страны, которые они могут использовать для его свержения.

Стивен Нэк обнаружил негативный эффект «неожиданных доходов» правительства в виде иностранной помощи или ренты от экспорта ресурсов на качество налоговой системы11. Так, Саудовская Аравия, на протяжении десятков лет улучшавшая систему налогового администрирования, в период первого энергетического бума 1970-х годов, за несколько лет практически полностью утратила способность собирать налоги, что фактически лишило граждан страны механизмов подотчетности правительства. За десять лет, начиная с 1972 года, количество государственных чиновников в стране утроилось, при этом основным видом их деятельности стало распределение нефтяных доходов. Судан, Чад, Экваториальная Гвинея, Азербайджан также являются примерами снижения качества налогового администрирования вследствие извлечения природной ренты. Эмпирический анализ С. Нэка выявил значимую отрицательную зависимость между рентными доходами правительства и его способностью мобилизовать налоговые доходы. Ухудшение налогового администрирования выражается в росте числа налоговых послаблений, в избирательных наказаниях за неуплату налогов и т.д. При этом иностранная помощь связана с более «сильными» статистическими результатами, чем природная рента. Симеон Дянков с соавторами получили схожие результаты – анализ большой выборки стран показал, что получение больших объемов иностранной помощи приводит к ухудшению политических институтов12. Авторы проводят прямую аналогию между гипотезой «проклятия ресурсов» и гипотезой «проклятья иностранной помощи». Причем обнаруженное негативное влияние иностранной помощи на уровень демократии оказалось сильнее, чем влияние ресурсных доходов.

#Вот еще случай был. Рентная диктатура Мобуту Сесо Секо

Во многих странах Африки в ходе процесса деколонизации сформировались жесткие авторитарные режимы. Не избежала этого и Демократическая Республика Конго – одна из крупнейших стран континента, обладающая наибольшими в мире запасами алмазов и кобальта, которой на протяжении 31 года руководил Мобуту Сесо Секо. За время его правления экономика ДРК стала полностью опираться на экспорт природных ресурсов – в первую очередь меди и кобальта. Для того, чтобы эффективнее извлекать ренту, все предприятия по добыче полезных ископаемых были национализированы, что позволило диктатору пользоваться прибылью от экспорта в своих целях. При этом остальная экономическая политика Мобуту была далека от образа «оседлого бандита»: регулярные экспроприации собственности в пользу своих приближенных дестимулировали инвестиции в развитие, а недопроизводство общественных благ (вплоть до того, что количество функционирующих дорог в эпоху Мобуту сократилось) мешало развитию любого бизнеса, не связанного с вывозом ресурсов. Все это привело к тому, что за 31 год правления диктатора ВВП на душу населения в Конго снизился на треть.

Кроме того, автократ может создать монополию, которая будет обладать привилегией покупки или продажи какого-либо товара и зарабатывать на разнице между рыночной и монопольной ценой. Классическим примером такой монополии является устройство рынка кофе в Руанде (см. соответствующую врезку).

#Вот еще случай был. Кофейная диктатура в Руанде

Долгое время Руанда была ресурсной автократией, чей уровень дохода зависел от цены на ее главный экспортный продукт – кофе. В годы правления Жювеналя Хабиаримана (1973–1994) цены на кофе существенно изменились. Если в первые пять лет правления на рынке он стоил около 200 руандийских франков за килограмм, то в последние 5 лет стоимость килограмма составляла около 60. При этом фермеры, производящие кофе, весь свой урожай должны были продавать государственной компании OCIR-café по закупочной цене значительно ниже рыночной – около 50 руандийских франков в начале правления Хабиаримана. Однако и эта цена снижалась с падением рыночной цены – в последний год правления диктатора закупочная цена кофе составляла 35 руандийских франков, что было сравнимо с себестоимостью его производства. В это же время усилились репрессии против оппонентов диктатора: подавлялась независимая пресса, оппоненты власти в лице Руандийского патриотического фронта и представителей народа тутси стали активнее преследоваться. Таким образом, автократ в период высоких цен на природные ресурсы может проводить политику покупки лояльности (что в случае Руанды выражается в установлении сравнительно высоких закупочных цен). В случае падения цены он будет меньше тратить своих ресурсов на покупку лояльности (в данном случае – меньше платить за кофе), так как на это у него больше нет денег, и больше инвестировать в репрессивный аппарат.

Одна из главных дилемм, с которой сталкивается диктатор, – это контроль информации. С одной стороны, цензура и прочий контроль СМИ позволяют диктатору увеличивать ренту за счет того, что ему легче обманывать население13. С другой стороны, отсутствие альтернативных источников информации, особенно на фоне централизации власти, мешает принимать верные и оперативные решения – в прологе к этой главе приведены примеры, когда информационный контроль привел к катастрофическим последствиям. Отсутствие независимых СМИ, социологических служб, экономической аналитики позволяет подчиненным диктатора искажать информацию исходя из своих карьерных стимулов. В этом отношении особенно примечательны результаты Георгия Егорова, Сергея Гуриева и Константина Сонина, которые выяснили, что вероятность существования независимых СМИ выше в тех авторитарных режимах, у которых нет доходов от экспорта ресурсов, т.е. там, где диктатор вынужден полагаться на эффективность экономики14.

  1. В отличие от представительной демократии, формальные модели принятия решений в автократических режимах разрабатываются в общественных науках относительно недавно. Заинтересованного читателя мы отсылаем к обзору Egorov G., Sonin K. (2020). The political economics of non-democracy, National Bureau of Economic Research, No. 27949.↩︎

  2. Olson M. (2000). Power and prosperity: Outgrowing communist and capitalist dictatorships. Basic Books.↩︎

  3. Geddes B. (1999). Authoritarian breakdown: Empirical test of a game theoretic argument. Annual meeting of the American Political Science Association, Atlanta.↩︎

  4. Wintrobe R. (1990). The tinpot and the totalitarian: An economic theory of dictatorship. The American Political Science Review, 84, 849–872.↩︎

  5. Заостровцев А.П. Теория общественного выбора: экономический анализ поиска ренты, бюрократии и диктатур. - СПб.: Изд-во СПбГУЭФ, 2009. ↩︎

  6. Wintrobe R. (2000). The political economy of dictatorship. Cambridge University Press.↩︎

  7. Guriev S., Treisman D. (2019). Informational autocrats. Journal of economic perspectives, 33(4), 100–127.↩︎

  8. King G., Pan J., Roberts M. E. (2013). How censorship in China allows government criticism but silences collective expression. American political science Review, 107(2), 326–343.↩︎

  9. King G., Pan J., Roberts M. E. (2017). How the Chinese government fabricates social media posts for strategic distraction, not engaged argument. American political science review, 111(3), 484–501.↩︎

  10. Dunning T. (2005) Resource dependence, economic performance, and political stability. Journal of conflict resolution, 49(4), 451–482.↩︎

  11. Knack S. (2009). Sovereign Rents and Quality of Tax Policy and Administration. Journal of Comparative Economics, 37(3), 359–371.↩︎

  12. Djankov S, Montalvo J., Reynal-Querol M. (2008). The Curse of Aid. Journal of Economic Growth, 13(3), 169–194.↩︎

  13. Писателю Габриэлю Гарсии Маркесу приписывают фразу: «Счастье советского народа и советского правительства заключается в том, что народ просто не знает, как он плохо живет».↩︎

  14. Egorov G., Guriev S., Sonin K. (2009). Why resource-poor dictators allow freer media: A theory and evidence from panel data. American political science Review, 103(4), 645–668.↩︎