Учебник+

6.1. Качество институциональной среды и стимулы экономических агентов

Различия в уровне подушевого дохода между странами, с которыми мы ознакомились в первой главе, ставят перед экономистами важные вопросы о причинах подобных разрывов в уровне дохода, природе долгосрочного экономического роста или, наоборот, его отсутствия. Неоклассические модели в качестве основных факторов выделяли запасы физического капитала и рабочей силы, а с появлением эндогенной теории роста особое внимание стало уделяться качеству человеческого капитала и технологическим инновациям.

Однако учет разных запасов физического капитала и труда, уровня образования, инвестиций в технологии все равно оставляет необъясненными разрывы в совокупной производительности факторов, а следовательно – и в уровне дохода между богатыми и бедными странами1. Другими словами, остается неясным, что именно определяет накопление капитала, инвестиции в образование и создание новых технологий.

В предшествующих главах мы видели, как даже при наличии достаточных ресурсов люди могут не иметь стимулов распоряжаться ими максимально эффективно на уровне локальных взаимодействий. В этой главе мы начинаем обсуждать, как характеристики институтов влияют на долгосрочную экономическую динамику.

В широком смысле слова хорошие экономические институты должны стимулировать инвестиции, разделять риски, снижать издержки обменов и барьеры входа на рынки (т.е. поддерживать конкуренцию). Ключевыми характеристиками институциональной среды, определяющими производительные стимулы индивидов, являются такие экономические институты, как защита прав собственности и верховенство права, обеспечивающее исполнение контрактов.

Ученые накопили достаточно свидетельств о благотворном влиянии защищенных прав собственности на экономическую активность. Несколько известных примеров:

  • Опрос малых предпринимателей в странах с переходной экономикой (проведен в 1997 году) – России, Украине, Польше, Словакии и Румынии – показал, что восприятие защищенности собственности увеличивает объем реинвестирования прибыли в развитие бизнеса более, чем в полтора раза2.

  • Масштабная программа выдачи прав собственности сквоттерам в Перу существенно увеличила предложение труда домохозяйств во многом из-за того, что люди, не обладавшие легальными правами собственности на землю, а следовательно, не имевшие доступа к судебной защите в случае нарушения земельных границ, вынуждены были лично охранять землю – это занимало у домохозяйства 13 часов в неделю3. Кроме того, семьи с легальными правами собственности чаще инвестировали в благоустройство своей недвижимости и предъявляли больший спрос на кредиты.

  • Распространение новой технологии защиты собственности – колючей проволоки – в США в конце XIX века привело к росту урожайности сельскохозяйственных культур на 23% в регионах с дефицитным лесом (а значит, с невозможностью дешево строить заборы). Фермеры получили стимулы инвестировать в качество земли, новые культуры и технологии4.

  • Сквоттеры в Буэнос-Айресе (о них уже шла речь в Главе 1), получившие легальные титулы и судебную защиту своей собственности, помимо того, что увеличили инвестиции в недвижимость, стали более склонны верить в эффективность свободных рынков и индивидуальные достижения, чем их менее удачливые соседи5.

Перуанский экономист и реформатор Эрнандо де Сото назвал физические ресурсы, права собственности на которые легально не защищены, «омертвленным капиталом»6. Такие ресурсы нельзя использовать как залог для получения кредита, невозможно сдать в аренду или продать контрагенту за пределами ближнего круга, застраховать, получить защиту в суде в случае нарушения. Это существенно снижает возможности владельца по использованию ресурса, что в свою очередь уменьшает его стоимость. Главным институциональным решением по превращению накопленного богатства в капитал Э. де Сото считал доступность системы регистрации собственности.

Если права собственности и контракты не обеспечиваются во всей экономике, то у всех экономических агентов сокращаются стимулы к инвестициям, внедрению технологий и т.д. Напротив, перераспределение (rent-seeking) становится относительно более привлекательным, чем производительные действия.

Плохие экономические институты, с одной стороны, снижают потенциальную отдачу от инвестиций, делая предпринимательство менее привлекательным занятием. Многие потенциально выгодные сделки и инвестиции не осуществляются по причине того, что экономические агенты высоко оценивают риск потери своего выигрыша. С другой стороны, барьеры входа на рынок повышают альтернативные издержки предпринимательства. Это сокращает производительность всей экономики, поскольку у предпринимателей нет стимулов запускать шумпетерианский механизм «созидательного разрушения».

#Модель. Почему рентоориентированное поведение так вредно для роста?

Простая модель со множественными равновесиями Мерфи-Шлейфера-Вишни7

Предположим, что в экономике каждый агент может использовать ресурсы, чтобы: а) производить натуральный продукт для базового пропитания, который не предназначается для рыночного обмена – c отдачей γ; б) производить продукт для продажи на рынке с отдачей α>γ и в) заниматься грабежом, экспроприируя выигрыш других агентов с отдачей β. При этом экспроприировать можно выигрыш от продукта, торгуемого на рынке, но не базовый продукт.

Чем больше людей n занимается экспроприацией, тем ниже отдача от инвестиций в рыночное производство α-nβ. Другими словами, существует возрастающая отдача от рентоориентированного поведения, связанная с тем, что его привлекательность растет относительно производительных инвестиций. Поэтому начиная с какого-то момента α-nβ=γ производителям станет невыгодно вкладываться в рыночный продукт и они сосредоточатся только на производстве неторгуемого продукта. Однако и экспроприаторы, преодолев некоторую критическую массу, станут снижать доходы друг друга – в духе модели «трагедии общин».

При этом можно предположить, что отдача от инвестиций в рыночное производство в условиях риска экспроприации может падать быстрее, чем отдача от экспроприации. Тогда стимулы к экспроприации и, соответственно, общая эффективность экономики зависят от соотношения норм отдачи от разных видов деятельности.

Случай 1. Высокая степень защиты прав собственности β< γ, хорошее равновесие.

В случае, когда права собственности защищены так хорошо, что отдача от экспроприации ниже, чем отдача от домашнего, неторгуемого производства, никто не будет участвовать в рентоориентированной активности, т.е. n*=0. В такой экономике все получают доход на уровне α.

Случай 2. Низкая степень защиты прав собственности β> α, плохое равновесие

В случае плохой защиты прав собственности никто не занимается рыночным производством, поскольку экспроприация более привлекательна. Равновесное число экспроприаторов n’’ ограничено только размыванием ренты из-за трагедии общин. В такой экономике все получают доход на уровне γ.

Случай 3. Промежуточный случай γ <β<α, множественные равновесия.

В случае промежуточного уровня защиты прав собственности экономика может попасть как в хорошее равновесие случая 1 (n*=0, доход на уровне α), так и в плохое равновесие случая 2 (n*=n’’, доход на уровне γ). Такие негативные внешние шоки, как война, политический переворот, которые увеличат число экспроприаторов до n’’’, могут вывести общество из хорошего равновесия в плохое.

К. Мерфи, А. Шлейфер и Р. Вишни подчеркивают, что частная экспроприация – пиратство, рэкет – сдерживает инвестиции в производство, но государственная рента – грабительское налогообложение, барьеры входа на рынок, коррупция, непотизм – особенно болезненны для инновационного процесса, который в долгосрочном периоде необходим для экономического роста.

Помимо решений об инвестициях в физический капитал, качество институтов может опосредованно определять и применение человеческих талантов в экономике. Известный исследователь предпринимательства Уильям Баумоль указывал на то, что в каждой экономике есть люди, готовые к предпринимательской активности. Он определял их, как «людей, изобретательных в поиске способов увеличения своего богатства, власти и престижа». Однако в зависимости от структуры платежей (доходов, социального статуса, политической власти и т.д.) такие действия предпринимателей могут оказывать как положительные эффекты на общественное благосостояние (создание новых рынков, изобретение полезных технологий), так и отрицательное – подобное предпринимательство У. Баумоль назвал «деструктивным». Например, в разные исторические эпохи коммерческая деятельность и ремесла считались непрестижными занятиями: в античном Риме максимальные выигрыши извлекались из землевладения, ростовщичества и «политических платежей», а в Средневековом Китае – из работы чиновником. И только в Европе позднего Средневековья начала формироваться среда, благоприятная для производительного предпринимательства8.

Таким образом, экономические институты «подозреваются» экономистами во влиянии на размещение физического и человеческого капиталов. Однако, несмотря на стройность теории о важности институтов для экономической динамики, эмпирическая проверка этой гипотезы оказалась серьезным интеллектуальным вызовом для экономистов.


  1. Jones C. I. (2016). The facts of economic growth. In Handbook of macroeconomics, Elsevier, 2, 3–69.↩︎

  2. Johnson S., McMillan J., Woodruff C. (2002). Property rights and finance. American Economic Review, 92(5), 1335–1356.↩︎

  3. Field E. (2005). Property rights and investment in urban slums. Journal of the European Economic Association, 3(2–3), 279–290.↩︎

  4. Hornbeck R. (2010). Barbed wire: Property rights and agricultural development. The Quarterly Journal of Economics, 125(2), 767–810.↩︎

  5. Di Tella R., Galiant S., Schargrodsky E. (2007). The formation of beliefs: evidence from the allocation of land titles to squatters. The Quarterly Journal of Economics, 122(1), 209–241.↩︎

  6. Де Сото Э. (2001). Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М.: ЗАО «Олимп-Бизнес».↩︎

  7. Murphy K. M., Shleifer A., Vishny R. W. (1993). Why is rent-seeking so costly to growth?. The American Economic Review83(2), 409–414.↩︎

  8. Baumol W. J. (1990). Entrepreneurship: Productive, unproductive, and destructive. Journal of Political Economy, Vol. 98, No. 5, Part 1 (Oct., 1990), pp. 893-921. (Перевод: Баумоль, У. Д. (2013). Предпринимательство: производительное, непроизводительное и деструктивное. Российский журнал менеджмента, 11(2), 61–84.)↩︎