Учебник+

4.5. Теория организации: альтернативные подходы и новые вызовы

Теория трансакционных издержек – это важное, но далеко не единственное направление широкого круга фундаментальных разработок, объясняющих способы координации экономических агентов, которые можно объединить под общим названием «экономическая теория организации»1.

Примером важного альтернативного – возможно, не менее влиятельного – подхода к анализу организации взаимодействия экономических агентов является новая теория прав собственности, основными авторами которой стали Оливер Харт, Джон Мур и Сэнфорд Гроссман2.

Этот подход позволяет решить важную для теории фирмы проблему, которая не находит ответа в теории трансакционных издержек, – проблему воздействия распределения прав собственности на результаты работы организации. Как мы помним из следствий теоремы Р. Коуза, распределение прав собственности влияет на экономические результаты, а значит – для участников взаимодействия важно, как правильно распределить эти права, то есть определить, кто будет хозяином интегрированной структуры, если произойдет [[вертикальная интеграция:0000099c]].

В основе моделей этой теории лежит взаимодействие между двумя фирмами – продавцом и покупателем некоторого актива. Обе фирмы могут осуществлять инвестиции: продавец – в технологию производства актива, а покупатель – в технологию его использования. При этом стороны не могут включить в контракт работающее условие об обязательных объемах этих инвестиций, так как третья сторона – суд или еще какой-то арбитр – не способна проверить величину таких объемов из-за отсутствия информации или компетенций и, следовательно, невозможно обеспечить принуждение к инвестированию. Поэтому итоговый объем инвестиций зависит от того, как будут настроены стимулы самих фирм по итогам переговорного процесса, а эти итоги зависят от распределения прав собственности.

Если фирмы взаимодействуют как независимые предприятия и не прибегают к интеграции, то они договариваются о разделе потенциальной дополнительной прибыли от инвестиций между собой – например, делят ее пополам. Это ограничивает стимулы каждой из фирм к проведению инвестиций в свою технологию, поскольку есть риск вложить слишком много средств со своей стороны по сравнению с партнером, тогда как результаты будут разделены поровну.

Если же осуществляется вертикальная интеграция, тогда фирма, которая становится собственником общего бизнеса, забирает дополнительную прибыль от инвестиций себе. Это по-прежнему не позволяет контролировать объем инвестиций партнера, но по крайней мере дает стимулы собственнику – фирме-продавцу или фирме-покупателю, – чтобы инвестировать достаточно средств в общий бизнес со своей стороны.

Таким образом, распределение прав собственности на общий бизнес (их переход к одной из фирм или сохранение прав за обеими фирмами) влияет на объем инвестиций обеих фирм – и, следовательно, на экономический результат их взаимодействия. Этот результат в итоге будет зависеть от того, чьи инвестиции – компании-продавца либо компании-покупателя – приносят больший эффект для бизнеса.

Этот подход позволяет оценить последствия различного распределения прав собственности, однако, не обращает внимания на настройку самих механизмов взаимодействия участников бизнеса, решения конфликтных вопросов между ними, как будто бы эти вопросы могут разрешаться автоматически, как только определились собственники всех активов. На практике в этой сфере возникает ряд проблем, и на это обращал внимание О. Уильямсон, критикуя применение теории прав собственности на примере приватизации в России в 1990-е годы3.

Особенности институциональной среды России дали импульс к развитию экономической теории организации в нашей стране. Ее важным аспектом стала оценка роли и функций государства с учетом больших масштабов его вмешательства в ряд отраслей и рынков. Государство в этой ситуации может выступать не только как гарант отношений в рамках рыночного механизма координации, но и как активный участник формирования гибридных соглашений, например, обеспечивая механизм принуждения и достоверность обязательств сторон при выполнении таких соглашений4. Особенно выраженной такая потребность в государственной «достройке» гибридных соглашений становится, например, в рамках двусторонней монополии, весьма распространенной именно в российской экономике вследствие наследия советской структуры хозяйственных комплексов5. Другим примером становятся многочисленные российские моногорода, находящиеся в зависимости от устойчивости отношений между градообразующими предприятиями6. В обоих случаях выбор одной из альтернатив организации таких отношений, то есть механизма их координации, и настройка этого механизма влекут значительные социально-экономические внешние эффекты, так что приходится принимать во внимание не только издержки непосредственно сторон трансакции, но и общества в целом. В качестве одной из форм гибридного соглашения, позволяющей снизить трансакционные издержки (и целенаправленно поддерживаемой государством в России), могут рассматриваться кластеры7.

Важным новым вызовом для теории организации в целом и теории трансакционных издержек стала цифровая трансформация экономики, развитие и повышение значимости цифровых платформ. Эти платформы обеспечивают эффективное взаимодействие экономических агентов на так называемых двусторонних рынках, где необходимо координировать широкие сообщества продавцов и покупателей (например, таксистов и пассажиров, арендодателей и квартиросъемщиков, разработчиков мобильных приложений и пользователей мобильных устройств и т. д.)8. Роль платформ на этих рынках формируется именно за счет сильного сокращения трансакционных издержек9. Вдобавок к платформам исследователи порой выделяют агрегаторов, не только соединяющих продавцов и покупателей, но и предоставляющих дополнительные информационные услуги10.

Особое положение цифровых платформ и агрегаторов, которые, с одной стороны, работают в рамках рынков, с другой стороны, обеспечивают «прослойку» между участниками рынков, требует особым образом включать их в контекст анализа механизмов координации. В частности, они могут рассматриваться как еще одна из форм гибридного механизма координации. За счет сбора массивов больших данных об обеих сторонах рынка (и реализации механизма репутации) и длительного взаимодействия участников рынков и платформы они позволяют существенно снизить издержки поиска информации и риски вымогательства по сравнению с рыночным механизмом без необходимости прибегать к иерархическому механизму с его агентской проблемой. Особого рассмотрения заслуживает случай цифровых экосистем, обеспечивающих длительное, устойчивое взаимодействие платформ и разных групп потребителей их услуг, так что потребители хотя и не становятся частью платформы, не проходят интеграцию в ее состав, но и перейти в другую экосистему, отказавшись от привычной платформы, не могут, что еще раз подчеркивает гибридный формат взаимодействия в этом случае11

#Лица. Оливер Итон Уильямсон (1932–2020)

Оливер Итон Уильямсон – американский экономист, профессор университета Калифорнии (Беркли) с 1988 года, ранее – профессор университета Пенсильвании и Йельского университета. Лауреат Премии Шведского национального банка по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля 2009 года «за анализ управления в экономике, особенно границ фирмы». Член Национальной академии наук США, почетный член Американской экономической ассоциации. В 1999–2001 годах – президент Международного общества новой институциональной экономики (ISNIE).

В конце 1960-х годов Оливер Уильямсон, активно работавший в сфере теории антимонопольной политики (в том числе в 1966–1969 годах – в должности консультанта Департамента юстиции США, в 1978–1980 годах – в должности консультанта Федеральной торговой комиссии США), создал модель «компромисса Уильямсона», показывающую возможность повышения общественного благосостояния при монополизации отрасли за счет сокращения ее издержек. С 1970-х годов Оливер Уильямсон разрабатывает теорию организации и теорию трансакционных издержек в рамках институционального анализа. В 1975 году в книге «Рынки и иерархии» именно он ввел в научный оборот термин «Новая институциональная экономика».

Важнейшие книги Оливера Уильямсона, в которых суммированы основные результаты его работы, принесшие ему премию памяти Нобеля – «Экономические институты капитализма: фирмы, рынки, отношенческая контрактация» (1985) и «Механизмы управления» (1996).

#Наука умеет много гитик. Мезоинституты

Смешанный успех реформ, направленных на распространение рыночной экономики и оптимизацию государственного сектора, в развивающихся странах с 1990-х годов и далее заставил ученых не только придать еще большее значение институциональным факторам, но и по-новому взглянуть на их структуру.Пытаясь отрегулировать тот или иной сектор экономики, политики проектировали институты макроуровня, то есть уровня институциональной среды, например законы. Но на микроуровне, то есть на уровне институциональных соглашений, устанавливающих механизмы координации для конкретных трансакций, эти законы приводили к разным результатам. Клод Менар (сначала на базе исследований сектора водоснабжения) предположил, что важную роль в этой трансляции играли институты промежуточного уровня, или мезоинституты, то есть «нормы, обеспечивающие интерпретацию и реализацию правил и прав и обозначающие таким образом границы возможных трансакций для их участников»12. На практике они могут представлять собой, например, различные административные правила и протоколы, по которым действуют регуляторы.Вопрос о том, следует ли считать мезоинституты отдельным уровнем институтов между институциональной средой и институциональными соглашениями или же это просто часть институциональной среды более низкого уровня, остается открытым13. Но в любом случае развитие этой концепции заставляет обратить внимание на механизмы трансляции общих норм институциональной среды на микроуровень и объяснить таким образом расхождения в траекториях экономической динамики и в организации конкретных трансакций в разных странах.


  1. Подробнее см., например, в: Шаститко А. Е. (2007). Экономическая теория организаций. М.: ИНФРА-М.↩︎

  2. Grossman S. J., Hart O. D. (1986). The costs and benefits of ownership: A theory of vertical and lateral integration. Journal of political economy, 94(4), 691–719; Hart O., Moore J. (1990). Property Rights and the Nature of the Firm. Journal of political economy, 98(6), 1119–1158.↩︎

  3. (2001). Transaction Costs and Property Rights. In: Smelser N., Baltes P. (Eds.). International Encyclopedia of the Social & Behavioral Sciences (p. 15840–15845). Elsevier, 2001.↩︎

  4. Шаститко А. Е. (2006). Достоверные обязательства в контрактных отношениях. Вопросы экономики, 4, 126-143.↩︎

  5. Шаститко А. Е., Павлова Н. С. (2017). Антитраст в условиях двусторонней монополии. Вопросы экономики, 8, 75-91.↩︎

  6. Шаститко А. Е., Фатихова А. Ф. (2015). Моногорода: новый взгляд на старую проблему. Балтийский регион, 1, 7-35; Шаститко А. Е. (2012). Быть или не быть антитрасту в России? Экономическая политика, 3, 50-69.↩︎

  7. Шаститко А. Е. (2009). Кластеры как дискретная структурная альтернатива управления трансакциями. Научные исследования экономического факультета. Электронный журнал, 1, 26-43.↩︎

  8. Rochet J. C., Tirole J. (2006). Two‐sided markets: a progress report. The RAND journal of economics, 37(3), 645-667.↩︎

  9. Шаститко А. Е., Паршина Е. Н. (2016). Рынки с двусторонними сетевыми эффектами: спецификация предметной области. Современная конкуренция, 10, 5-18.↩︎

  10. Шаститко А. Е., Маркова О. А. (2017). Агрегаторы вокруг нас: новая реальность и подходы к исследованию. Общественные науки и современность, 4, 5-15.↩︎

  11. Шаститко А. Е., Курдин А. А., Филиппова И. Н. (2023). Мезоинституты для цифровых экосистем. Вопросы экономики, 2, 61-82.↩︎

  12. Ménard C. (2017). Meso-institutions: The variety of regulatory arrangements in the water sector. Utilities Policy, 49, 6-19.↩︎

  13. Шаститко А. Е. (2019). Мезоинституты: умножение сущностей или развитие программы экономических исследований? Вопросы экономики, 2019, 5, 5-25.↩︎